185
ЦАБЕРН
на всякую дикость, варварство, насилие, преступление, во Франции не меньше, чем в иной стране. Нет, не французская культура против немецкой, а воспитанная на ряде французских революций демократия восстала против абсолютизма.
Буря в населении, озлобление против прусских офицеров, издевательство над ними свободолюбивой, гордой французской толпы, бешеная злоба прусских солдафонов, произвольные аресты и избиения публики, - все это породило в Цаберне (а затем и почти во всем Эльзасе) «анархию», как выражаются буржуазные газеты. Помещичий, «октябристский», поповский германский рейхстаг огромным большинством принял резолюцию против имперского германского правительства.
Глупое словечко - «анархия». Оно предполагает, что был и есть в Германии «установленный» граждански-правовой порядок, от которого - по какому-то дьявольскому наущению! - произошло отступление. Словечко «анархия» целиком пропитано духом казенной, лакействующей перед помещиками и перед военщиной, университетской германской «пауки» (с позволения сказать, науки), которая воспевала необыкновенную «законность» в Германии.
Случай в Цаберне показал, что прав был Маркс, который без малого 40 лет тому назад немецкий государственный порядок назвал «военным деспотизмом, обшитым парламентскими формами» 78. Маркс в сто тысяч раз глубже оценил действительную сущность германской «конституции», чем сотни профессоров, попов и публицистов буржуазии, воспевавших «правовое государство». Они ползали на брюхе перед успехом и торжеством немецких временщиков. Он оценивал классовую суть политики, руководствуясь не данным «изгибом» событий, а всем опытом международной демократии и международного рабочего движения.
Не «анархия» «выскочила» в Цаберне, а обострился и вышел наружу истинный порядок Германии, господство сабли прусского полуфеодального землевладельца. Если бы немецкая буржуазия имела чувство чести,
